В основном войска имели все, что нужно. Но коммуникации растянулись, тылы отставали, приходилось расшивать железнодорожную колею, и порой возникали неожиданные трудности. Вдруг не стало соли. Семенов докладывал из 444-го полка: «Варим мясо несоленое. Солдаты отказываются есть. Противно». Заместитель командира 407-го полка по политчасти майор Демичев предложил собрать с населения по стакану. «Не годится, — отверг это предложение начальник политотдела. — С мешком, что ли, пойдешь?.. Вся беда, что местной власти пока здесь нет. Обратиться не к кому...» И тут вдруг к нам пришел... ксендз. Заявил, что пришел по настоянию своих прихожан узнать, не нуждаются ли в чем советские жолнежи (солдаты).
Объяснили ему ситуацию и, добавив, что мы у населения ничего не берем — это наш принцип, — попросили выручить из затруднения. Через восемь часов к избе политотдела подъехали две груженые телеги. На мешках сидел возница, рядом шел ксендз. Он произнес проповедь, и в костел ручейками, по стакану, по два, потекла соль — доброхотное даяние прихожан. Комаров от души поблагодарил его за помощь солдатам, громящим фашистских захватчиков. Ксендз ответил: «Немцы — исторические враги славян, с ними надо покончить раз и навсегда».
Об этом случае говорили на совещании политработников армии. Начальник армейского политотдела генерал Ганиев подшучивал над полковником Кудрявцевым: «Комаров, конечно, тебе друг, а не раскрыл секрет, где соли достал». Начподив 186-й отвечал: «Знаю, ему ксендз привез». Один товарищ пренебрежительно бросил: «Подумаешь!.. Я не для того учился в академии, чтобы ксендзов агитировать». Член Военного совета генерал Радецкий поправил его: «Вы думаете, Комаров не учился? Честное слово, учился. И — с пользой для дела...»
8 августа полки первого эшелона находились близко от Сточека, охватывая его с востока и юго-запада. Продвигались по лесу. Видимости никакой. Немецкие минометные и артиллерийские батареи вели сильный огонь, Я доложил комкору, что, возможно, с ходу Сточек взять не удастся, придется подготовить удар с огоньком, и получил приказ через час доложить обстановку. И тут неожиданно сплоховал Степан Денисович Ищенко. Едва закончился разговор с генералом Эрастовым, мы увидели, как из леса, что занимал 407-й полк — метрах в шестистах от НП, — повалила наша пехота. Не нужно было приказывать. Мы обменялись взглядами. Комаров схватил поданный ординарцем автомат и вместе с полковником Величко выскочил из щели. Пригибаясь под разрывами мин, они бежали навстречу отходящим солдатам.
— Ищенко! В чем дело, почему бегут ваши?
— Противник — до трех полков — контратакует. Отходят только две роты Курышкина, остальные батальоны контратаку отбили.
— Какие там две роты!.. Немедленно остановить!
Почти тотчас на проводе был Гречко:
— Что у Ищенко? У меня открывается правый фланг.
— Противник контратакует. Выдвигай свой третий батальон, прикройся справа и нацеливай его действовать в направлении леса, возможно, придется помочь. Сигнал для атаки дам я...
Обстановка перед фронтом 407-го полка мне и самому не была ясна. Бой завязался в лесу, и силы врага трудно было сразу определить. В военной практике бывали курьезные случаи, когда в лесном бою или ночью рота, а то и взвод гоняли по лесу батальоны и даже полки. Для этого нужно больше дерзости, больше шума, больше стрельбы из автоматического оружия. Забегу вперед и скажу, что под городом Вышкув батальон майора Ситникова этого же самого 407-го полка ночью проник в тыл противника и поднял там настоящую панику, открыв нашим частям путь к Нареву. Ниже я расскажу об этом бое. Но в данном случае полк оказался в незавидном положении.
К исходу дня Ищенко навел у себя порядок. Помощь 539-го полка ему не понадобилась. Вернулся Величко. Он доложил, что причина неустойки была в отставании артиллерии. Даже батальонная не вся была в боевых порядках пехоты.
Поздно вечером — разговор с командиром полка:
— Давайте разбираться, что у вас произошло и почему.
Ищенко, сжав свои тонкие губы, полез в полевую сумку за картой.
— Не надо мне вашей карты. Садитесь ближе, разберемся по моей... Итак, ваш полк тремя батальонами в шестнадцать ноль-ноль овладел рощей в готовности действовать на Сточек.
— Так точно.
— В семнадцать ноль-ноль противник дал сильный артналет по боевым порядкам полка и контратаковал — по вашему докладу — силою до трех полков, то есть, другими словами, дивизией.
— Так точно. — Ищенко снял фуражку.
— Далее. По вашему докладу, под ударом отошли две роты батальона Курышкина, а остальные два батальона контратаку отбили. Возьмем грубо: перед двумя батальонами залегли два полка противника, а один его полк вклинился в ваши боевые порядки и потеснил Курышкина. Вы согласны, такова картина?
— Да, так и было.
— Хорошо. Встанем на место командира немецкой дивизии. Его два полка успеха не имели и залегли под огнем, а один вышел во фланг и тыл вашим двум батальонам. [199] Мы знаем, немцы воюют неплохо, и в этом случае командир немецкой дивизии обязательно нанес бы вклинившимся полком удар во фланг и тыл. Как вы думаете, почему он этого не сделал?
— Не знаю. Я не могу решать за противника.
— Я вам скажу, почему. Потому, что дивизии-то не было. Вас в лучшем случае контратаковали два батальона. Не больше. Но разберемся далее. Вы положение восстановили?
— Да, восстановил полностью.
— Доложите, как вам удалось одним батальоном если не уничтожить, то просто вытолкнуть вражеский полк?
Ищенко молчал. Он снова надел фуражку.
— Что будем делать дальше, подполковник?
— Брать Сточек.
— Как? Я не имею права ставить вам такую задачу. Если перед вами три полка, то надо не наступать, а переходить к обороне... Но мы будем наступать. Ваша вина в том, что в момент контратаки отставшая артиллерия не могла поддержать бой пехоты. Это стоило нам лишней крови. За это офицер, как правило, несет наказание... Теперь о вашей задаче. Утром во взаимодействии с пятьсот тридцать девятым полком овладеть Сточеком. Все. Идите и выполняйте.
Пришлось поговорить «на басах» с командующим артиллерией дивизии Смирновым, который ослабил контроль за действиями полковой артиллерии.
— Для боя за Сточек придайте четыреста седьмому полку два дивизиона, из них один гаубичный. И лично проследите за обеспечением боеприпасами.
Телефонист сказал, что вызывает 407-й полк. Это звонил Комаров.
— В полку дело налаживается. Плохо с боеприпасами. Ищенко направил две машины к Петросову.
— Скажи ему, что снаряды подбросим к двадцати четырем ноль-ноль. Что говорят бойцы насчет драпа?
— Некоторые пытаются свалить на силу противника, но есть орлы, которые прямо говорят, что осрамились. Василий Шепиленко чуть не ревет от злости и обиды. Он-то сам показал себя геройски, заменил убитого наводчика у «сорокапятки», с пятью разведчиками полка организовал расчет и прямой наводкой выпустил по контратакующему противнику более ста снарядов.
— Как реагирует Демичев?
— Замполит сказал, что его голову можно класть на плаху.
— Ну, если так самокритичен, поддержи его. Скоро придешь?
— Да, сейчас выхожу.
Для ночных действий были выделены в обоих полках передовые отряды. Они к утру достаточно полно определили огневую систему противника. 407-й полк готовился к атаке с особенной тщательностью. Ищенко, конечно, очень переживал свою неудачу и не совсем приятный разговор с комдивом, но, как настоящий командир, сумел взять себя в руки и сосредоточить силы и знания на решении предстоящей задачи. Он собрал на НП у Курышкина всех комбатов. «Ваш командир полка только что получил строгое взыскание, — объявил он офицерам прежде всего и, не вдаваясь в подробности, продолжал: — Утром мы должны захватить Сточек». Далее он объявил свое простое и вместе с тем дерзкое решение: используя выгодные складки местности, даже копны ржи, стоявшие на лугу «ничейной зоны», приблизить к противнику боевые порядки; все шесть батарей, включая и гаубичные, на руках расчетов выдвигаются на прямую наводку на расстояние 400 метров от противника, маскируются ржаными копнами, стрелковые роты ползком выходят на рубеж атаки в 200 метрах от противника. Начало движения в 24.00, готовность в 4.00.
Этот план был выполнен под покровом ночи. С рассветом раздался сигнал, и вскоре Сточек был весь в дыму и пыли от разрывов наших снарядов. Пехота энергично ворвалась на окраину, и завязался жаркий бой у каждого кирпичного строения. В особенности сильной была схватка около костела, где враг оборудовал артиллерийский наблюдательный пункт и пулеметную точку. Пулемет подавили орудия прямой наводки, а группа солдат во главе с комсоргом полка Шепиленко уничтожила наблюдательный пункт, взяв в плен фашистского офицера. Комсорг за эти геройские бои получил орден Отечественной войны I степени, но он был ранен, и 407-й полк надолго расстался с этим замечательным солдатом; Шепиленко вернулся в строй, когда дивизия дралась уже на территории Германии.
К 10.00 9 августа Сточек был очищен от врага.
Ищенко отправил колонну в 250 пленных. Я встретил его у костела.
— На этот раз вы хорошо выполнили задачу.
— Разрешите идти? — сказал он, ответив на рукопожатие. Видимо, ему было неприятно напоминание о вчерашнем деле даже в такой форме.
— Ладно, идите. Будем считать, что мы под этим делом подвели черту.
...
1 сентября 46-й корпус, оставив по приказу командарма на южном берегу незначительное прикрытие, произвел перегруппировку на 10 километров восточнее (район Старые Рожаны), где форсировал Буг и занял боевой порядок на левом крыле армии. Правее наступал 105-й корпус генерала Д. Ф. Алексеева.
До Нарева — около ста километров. Леса, болота, снова леса, по которым тянется ниточка шоссе на Вышкув. Наш корпус по своему положению в системе войск 65-й армии должен был встретить наиболее ожесточенное сопротивление: ось движения лежала параллельно Бугу, на берегу которого противник имел крупные силы. Мы это сразу почувствовали. Дивизия получила задачу наступать в общем направлении на Вышкув. В 16.00 части заняли исходное положение. Короткий артиллерийский налет. Атака. 444-й полк вклинился в оборону противника на полкилометра и остановился, встретив сильное огневое сопротивление. 407-й полк дважды переходил в атаку, но даже вклиниться не мог. Маневр крайне ограничен вязкими болотами. Единственный положительный результат — полностью вскрылась огневая система врага.
Мы готовились к атаке с утра. Ищенко я застал в землянке полкового КП. Он поглядывал на часы, кого-то нетерпеливо ожидая.
— Разрешите доложить свои соображения... Вот эти болота справа. С минуты на минуту жду разведку, послана выяснить проходимость. Думаю при малейшей возможности двинуть здесь батальон в тыл противнику.
— Заманчиво!..
— Я уверен, что немцы отсюда не ждут удара. По всем правилам эти болота недоступны для действия войск. — Ищенко скептически усмехнулся, и я понял, что он оседлал любимого конька, он же был военный преподаватель и при случае любил потеоретизировать. — Сколько раз совали нос в Россию и не понимают духа наших войск.
— Кто ведет разведку болот?
— Инженер полка и сам Чернышев.
Капитан Чернышев — помощник начальника штаба полка по разведке — в прошлом воевал в партизанах, грудь его украшали две партизанские награды. В данном случае его опыт был незаменим.
Разведчики вернулись, когда уже темнело, мокрые и грязные с головы до ног.
— Чертово болотище, но пройти можно, — докладывал Чернышев. — Только людей надо подобрать повыше ростом, есть места по грудь. Немцев нет. Мы зашли в тыл до трех километров.
Решение Ищенко я утвердил. Его хорошая инициатива сулила успех. Рисовался план боя: как только батальон ударит по тылам — атака двумя полками с фронта. Эрастову эта затея тоже понравилась, и мы принялись за подготовку. На переднем крае все еще шел сильный огневой бой. Ищенко вывел из-под огня батальон Ситникова и приказал комбату отобрать человек сто — самых выносливых, рослых и только бывалых солдат.
— Хорошо, — сказал майор, — мы с Тимофеем Яковлевичем быстренько подберем. (Парторг полка Скорняков стоял с ним рядом.)
Ищенко поморщился. Он предпочитал строго уставную форму общения.
— Выполняйте!..
На фронте, да и вообще в армии, офицеры не привыкли обращаться друг к другу и к подчиненному по имени-отчеству. Ситников представлял исключение. Он мог даже в горячем бою сказать ротному командиру: «Иван Перфильевич, возьми мне ту высотку, до зарезу нужна...» Людям эта манера нравилась, и авторитет майора был непоколебим.
Решив проводить отряд, я задержался в полку. Зазуммерил телефон. Командира полка вызывал Батов.
— Ищенко? Доложи, что придумал. — Выслушав доклад подполковника, командарм сказал: — Молодец! Комдив у тебя? Дай ему трубку...
В сущности, самому командующему этот звонок в полк не принес ничего нового. Эрастов ему все рассказал. Но командиру полка он был нужен. Очень нужен.
Отряд майора Ситникова, забрав с собой два миномета, несколько пулеметов и все положенное штатное оружие, выстроился у края болота. Спускалась ночь. Под высокими деревьями пахло сосной и болотной гнилью. В напутствие Ищенко сказал:
— Мне только что звонил командующий армией генерал-полковник Батов. Он вам желает победы и рассчитывает на ваш успех.
Через несколько минут люди уже скрылись в кустарнике, которым поросло это гиблое место. Им пришлось нелегко. Двигались по колено в трясине. Порой глубина болот была по грудь, и тогда все оружие, боеприпасы и рацию несли над головами. Связь поддерживалась через каждый час.
Только в 3.00 Ситников доложил, что проследовал, не замеченный противником, в его тыл на пять километров.
Далее все разыгралось, как по нотам. Ситников внезапно напал на спящих гитлеровцев. Отряд уничтожил около трехсот солдат и офицеров (не потеряв ни одного человека!), а главное — посеял панику. Пришло время, когда враг стал терять голову при слове «окружение». Ситников доносил, что противник в панике отходит. Действительно, его сопротивление с фронта значительно ослабело, и после тридцатиминутной артподготовки наши полки успешно прорвали промежуточный рубеж обороны и начали преследование в направлении на Вышкув. Шоссе — в наших руках!
Впоследствии, при разборе Наревской операции, генерал Эрастов высоко оценил этот энергичный бой 407-го полка и его передового отряда. Он говорил: «Отряд Ситникова открыл ворота танковому корпусу». Конечно, он польстил нашим героям. Танки генерала М. Ф. Панова в основном действовали в полосе 105-го корпуса, но, воспользовавшись нашим успехом, они частично устремились по шоссе на Вышкув.
В первой половине дня 4 сентября дивизия овладела Вышкувом. Леса остались позади, и танковый корпус рванулся к Нареву. Наша пехота стремительно продвигалась вперед. Удары дивизии все время приходились во фланг и тыл противнику, и его оборона по северному берегу Буга, которую он так основательно создавал, потеряла какое-либо значение и силу. Так умело поставил командарм свою армию по отношению к вражеским войскам!
С НП на западной окраине Вышкува я доложил комкору о взятии этого городка.
— Имею до ста пленных. Полки продвигаются успешно. Наиболее сильное сопротивление на левом фланге, перед четыреста сорок четвертым полком.
— Совершенно законно, чем ближе к Бугу, тем немцев больше. Они в траншеях. Ревуненков на всем фронте с трудом продвигается. (186-я дивизия шла левее нас, то есть она главным образом свертывала боевые порядки врага по Бугу). — Комкор продолжал: — Нажимай своим правым флангом. Надо — вводи полк Гречко. Одним словом, немцев надо гнать и присесть не давать... Чего ты смеешься? Так командующий сказал.
На Ищенко нажимать мне не пришлось. Полк как бы летел на крыльях, за ним шел штаб дивизии и батальоны Гречко. Чем ближе Нарев, тем слабее становилось сопротивление противника. Полегче стало и Абилову. Число пленных увеличилось еще на 300 человек. Гитлеровцы бежали за Нарев. Вопрос был один: успеют ли части дивизии упредить врага, опередить его в этой сумасшедшей гонке к реке. Это было своего рода исключительно трудное испытание на выносливость. Все жили мыслью: скорее на Нарев. Командиры и политработники говорили бойцам — упредить, иначе придется кровью брать рубеж. И люди это понимали. Но усталость страшная. Едва остановка — пехота валится и спит мертвым сном. Почти все офицеры штаба и политотдела находились в батальонах, добиваясь высокого темпа движения. Приказ был один — держать пехоту на нога к. Часть сил врага оставалась позади. Они бежали к Нареву... за нами. (Об этом же мне рассказывал Г. В. Ревуненков, у которого число пленных дошло до тысячи.)
К вечеру 5 сентября наши полки, громя, тесня и обгоняя врага, подходили к лесному массиву, окаймлявшему восточный берег реки. Требовалось не более трех часов для достижения цели. Я ехал на «виллисе» и вдруг увидел, что солдаты лежат. Выскочил и бросился к ним. Навстречу спешил Комаров, за ним Величко.
— Кто позволил остановить колонну?
— Солдаты дальше идти не могут. Дайте хоть пять минут!
— Нельзя. Немедленно поднять людей!..
Надо было офицерам положить немало труда, чтобы поднять спящих бойцов.
Передовой отряд 444-го полка и дивизионная разведрота были высланы на автомашинах вперед с задачей форсировать Нарев. Доклад неутешителен: противник с западного берега встретил сильным пулеметным и минометным огнем.
В районе севернее Сероцка перед фронтом корпуса враг успел сесть в оборону. (Потом со слов комкора мне стало известно, что из фашистских войск с Буга лишь два полка сумели уйти за Нарев; корпус захватил более двух тысяч пленных, остальные рассеялись по лесам позади наших войск. Но эти два вражеских полка, очевидно, и сыграли свою роль.) Попытка форсировать с ходу не имела успеха. Я об этом доложил генералу Эрастову. Он ответил:
— Теремов, есть дырка выбраться на тот берег.
— Где же?
— Севернее тебя танкисты захватили плацдарм. Там переправляется триста пятьдесят четвертая дивизия соседа. Задача: немедленно используй успех танкистов, выходи на плацдарм и расширяй его ударом на юг в направлении Дзерженин. Быстрее действуй.
Полки были перенацелены. В таком положении нас застала ночь. За Наревом слышалась сильная орудийная стрельба. Бригады танкового корпуса отбивали первые контратаки.
Захват занаревского плацдарма силами Донского танкового корпуса представлял на редкость красивое с точки зрения военного мастерства дело. Наша пехота расчистила танкам путь в лесах перед Вышкувом. После этого танки в стремительном темпе достигли реки, далеко опередив отступавшие к наревскому оборонительному рубежу вражеские войска. Не дожидаясь стрелковых частей, танкисты заняли небольшой плацдарм. Танки шли через реку вброд...
И теперь, в ночь на 6 сентября, стрелковые корпуса спешили им на помощь, чтобы удержать и расширить плацдарм.
Для выполнения поставленной генералом Эрастовым задачи я решил нанести удар двумя полками одновременно. Вводить дивизию в бой мелкими подразделениями не имело смысла, так как гитлеровцы основательно сели в оборону и были готовы отражать наши атаки. На переднем крае перед рекой у них имелись три линии траншей с развитыми ходами сообщения. У нас, правда, было важное преимущество. Удар дивизии приходился вдоль всех вражеских траншей.
444-й полк должен был наступать на высоту километром севернее Дзерженина, а 407-й полк непосредственно на этот сильно укрепленный пункт. Им были приданы два дивизиона нашего артполка, в то время как третий — гаубичный — дивизион занял огневые позиции на восточном берегу, готовый поддержать наступление.
Всю ночь в штабе дивизии, расположившемся в нескольких домиках так называемой дачи Попова, кипела работа. Перед рассветом работы прибавилось, но несколько иного рода. Кто-то вбежал и крикнул: «Немцы!» Действительно, не менее двух рот, выйдя из лесу, развернулись в цепь и, ведя на ходу огонь, двигались прямо к штабу. Из окна их хорошо было видно. Я поднялся. Лозовский сказал:
— Разрешите здесь командовать мне. Допейте, пожалуйста, чай.
К Комарову подбежал инструктор по учету партдокументов:
— Товарищ начальник! Куда партбилеты девать?
— Где они у тебя?
— В сейфе.
— Ну пусть там и лежат. — С этими словами начальник политотдела вышел за Лозовским, а мы с Кабановым продолжали работу. Начальнику штаба не так уж часто приходится воевать не на карте, а на действительной местности. Пусть отведет душу!
Огнем учебной роты и комендантского взвода часть гитлеровцев уничтожили, остальные, повернув левее, ушли.
Лозовский, вернувшись, соединился с начальником штаба 186-й дивизии:
— В вашем направлении идет вооруженная группа противника. Мы только что ее отбили. Встречайте.
В течение двух суток мелкие подразделения противника, оставшиеся у нас в тылу, пытались пробиться через лес и уйти за Нарев. Судьба их была — плен или смерть.
Пока начальник штаба воевал, позвонил Абилов:
— Переправил два батальона. По переправе сильный огонь.
— Где Ищенко? Я не имею с ним связи.
— Не знаю. Его пехота уже на западном берегу. Очень темно, никак не ориентируюсь. На переправе порядка нет, все лезут вперед.
— Сейчас приеду к вам... Коваль, с Ищенко есть связь?
— Связист с концом кабеля у переправы. Он сообщает, что не может его найти.
— Родионов! Отправляйтесь на плацдарм. Свяжитесь с Ищенко. Проверьте выход на исходные позиции.
Степан Денисович Ищенко оказался в числе тех, кто, по выражению Абилова, «лезет вперед». Он ухитрился переправить весь свой полк и уже связался с правым соседом — мехбригадой, планируя ночью вместе с ней овладеть деревней Дзерженин. Но бригаду эту сняли и увели на другой участок плацдарма.
На переправе — скопление пехоты и артиллерии. Здесь распоряжался начальник инженерных войск 65-й армии генерал Павел Васильевич Швыдкой. Его атлетическая фигура возвышалась над толпой возбужденных офицеров. Каждый настаивал, просил. С помощью П. В. Швыдкого мы с Абиловым сумели к утру протолкнуть его полк на плацдарм. В 6.30 дивизия атаковала противника.
Три дня боев. Они сразу приняли жестокий характер, особенно перед фронтом 407-го полка. Дзерженин с его каменными строениями, подвалами враг использовал для упорной обороны. Утром Ищенко овладел северной окраиной, и весь день его подразделения вели уличные бои. Знаменитый дзерженинский костел, где находился наблюдательный пункт вражеской артиллерии, был взят батальоном майора Маркелова. 444-й полк медленно продвигался к Мурованке. Во второй половине дня я решил ввести в бой третий полк. Гречко с его умением медленно, но с железным упорством таранить вражескую оборону помог Ищенко на левом фланге. Дзерженин был взят, и наши части продолжали борьбу за расширение плацдарма вдоль по реке, к югу, и вглубь, в направлении Побылково Мале. Исключительную помощь 108-й оказал в этой борьбе командир 147-й артиллерийской бригады большой мощности полковник Михаил Семенович Акимушкин. Его наблюдательный пункт был рядом с моим, и мы познакомились в бою. Это был образованный артиллерист, а впоследствии мы убедились, что полковник и очень хороший товарищ. Нам стало полегче, когда комкор ввел 7 сентября дивизию Г. В. Ревуненкова. Теперь левый наш фланг был прикрыт, и все силы сосредоточились на движении вглубь. Враг начал контратаки. Появились пленные из частей 542-й немецкой дивизии, которая ранее перед нами не отмечалась. К. М. Эрастов требовал от обеих дивизий самых энергичных действий, пока не подошли более крупные резервы противника. А их, по данным армейской разведки, немецкое командование спешно подбрасывало к нашему плацдарму. 8 сентября я получил задачу овладеть Побылково Мале и лесом восточнее высоты 98.6.
— Доложи обстановку, — приказал комкор.
— Противник оказывает сильное огневое сопротивление с Побылково. Прошу вас помочь огнем.
— Огонь даю. Где твоя артиллерия?
— Два дивизиона с полками, третий в районе кирпичного завода.
— Имеешь связь с Ревуненковым? Где его пехота?
— Его пехота ведет бой за высоту сто тридцать пять девять.
— Увяжи свои действия с ним. Через час доложишь...
Генерал Эрастов всегда строил бой во взаимодействии с соседом. В этом вопросе он многому учил меня. Но должен сказать, что с Григорием Васильевичем Ревуненковым мы работали согласованно. И в данном случае мы договорились по времени и местности нанести огневой удар артиллерией двух дивизий и одновременно перейти в атаку нашими фланговыми полками. Ступенью ниже — та же картина боевой дружбы, слаженности. Гречко имел связь и личный контакт с командиром 238-го полка майором Гусейновым.
Дружный удар стрелковых частей и артиллерии дал результаты. Через час я мог доложить командиру корпуса, что 539-й полк выполнил задачу и очищает лес от противника. Абилов в это время вел бой в деревне Побылково Мале, отбивая контратаку немецкого батальона, усиленного самоходными артиллерийскими установками.
Из политдонесения полка: «...В этом бою снова отличились отважный пулеметчик Прусов и командир орудия Нигматулин. Огнем своего орудия сержант Нигматулин поджег две самоходные установки фашистов, а сержант Прусов косил из пулемета фашистских автоматчиков. Так бьют ненавистного врага боевые друзья — полные кавалеры ордена Славы».
Новый командир 444-го полка уверенно вел его в этих трудных, изнурительных боях. Я бы сказал, что Анатолий Абилович Абилов сумел понять дух полка. Он действовал грамотно, с энергией, и пока что у меня укреплялось убеждение — полк попал в надежные руки. Мы старались ему помочь. В полку много работал Величко, своим невозмутимым спокойствием несколько умеряя горячность подполковника. От штаба — майор Руденко, от политического отдела — дивизионный агитатор Нечипуренко. Эти товарищи прекрасно знали полк в его развитии, они были в нем свои, кровью побратавшиеся с его ветеранами, и с ними Абилову было легче овладеть коллективом и постигнуть его богатые возможности. В напряженные дни борьбы за расширение плацдарма у Абилова почти безвыходно работал и майор Сало. Я уже рассказывал, что майор стремился во время боевых действий быть среди своих комсомольцев, там, где опаснее. Вспоминается сценка. Комаров направил в 444-й полк под Мурованку инструктора. Это был пожилой человек, бывший учитель. Сало сказал начальнику политотдела:
— Товарищ подполковник! У него дома семеро детей. А я — холостяк. Пошлите, пожалуйста, меня.
— Ладно. Сейчас мы это дело переиграем... Верните его и идите! — Хорошие были глаза у начподива, как будто он увидел в подчиненном офицере что-то новое, чего ранее не замечал.
Вот с этого момента и до захвата Побылково Мале майор Сало находился у Абилова. Они сблизились, хотя по характеру были совсем разные: Абилов — шумливый, горячий, Сало же — скромный, даже застенчивый, с высокоразвитым чувством товарищества. Когда настало на плацдарме затишье, командир полка с восторгом говорил мне о вожаке дивизионных комсомольцев. Его увлекала не только личная доблесть майора. Ему особенно понравилась способность Сало целеустремленно вести политработу в бою. «Нашел время, тут же, на передке, ночью организовал встречу взаимодействующих командиров орудий, стрелковых отделений. Провел с ними беседу о предстоящем бое, о взаимной помощи. Тут запоминались номера орудий сопровождения, знакомились друг с другом командиры... Настоящая помощь строевым командирам!» — так закончил рассказ Абилов.
Всю ночь на 9 сентября части дивизии вели сильный огневой бой. Рано утром позвонил К. М. Эрастов и передал приказ командарма — наступление прекратить, срочно закрепляться на достигнутом рубеже.
Наступила оперативная пауза. Дивизия около трех месяцев была в боях. За это время она прошла от Друти до Нарева шестьсот километров.
Источник: ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА --[ Мемуары ]-- Теремов П.А. Пылающие берега
|