Бои за село Подгорное
В одном из этих боев погиб красноармеец 107 СД 60-й армии Гришин Виктор Давыдович
Александр Иванович Гринько. Глава из книги "Линия Ратной Славы".

Подгорное
Захватив плацдарм на восточном берегу Дона, противник сразу же двинулся к Воронежу по Семилукской дороге, однако встретил упорное сопротивление наших подразделений и только к вечеру 5 июля сумел приблизиться к западной окраине города. До начала улицы 9 Января оставалось менее километра. Впереди были только речушка Песчанка да небольшой мостик через неё. Не ахти какое препятствие. Фашисты полагали, что войдут в Воронеж парадным маршем, но просчитались.
Песчаный лог, по которому протекала речушка, был превращен горожанами в противотанковый ров. Машины могли преодолеть ров только через мостик. К нему и двинулись танки по узкому спуску. И вдруг захлопали выстрелы бронебойки. Три точных попадания остановили головной танк. Он загородил дорогу другим машинам. Танки стали пятиться назад. Когда автоматчики — десантники попытались приблизиться ко рву, то были встречены плотным ружейно — пулеметным огнем группы бойцов из 605-го стрелкового полка во главе с сержантом В. А. Костыриным. Потеряв танк и до взвода солдат, фашисты отступили к роще на пригорке.
За ночь противник накопил силы и рано утром пошёл в атаку, стараясь прорваться на улицу 9 Января. Но к этому времени на западной окраине Воронежа уже стояли батареи 694-го истребительного противотанкового артиллерийского полка майора И. И. Зархина. Полк сжёг и подбил более 20-ти танков и отбросил фашистов на исходные позиции.
Обескураженное неудачами немецкое командование решило нанести удар по Воронежу с северного направления — захватить село Подгорное, перерезать Задонское шоссе, выйти в район сельскохозяйственного института, проникнуть в левобережную часть города через станцию Отрожка.
Узловым пунктом событий с утра 7 июля стало село Подгорное. Его обороняли сильно поредевшие подразделения различных частей 232-й стрелковой дивизии. Они сумели отразить четыре яростные атаки противника. Враг потерял 11 танков, 2 бронетранспортера, много орудий, минометов и пулеметов, сотни солдат и офицеров.
Противник имел большое численное превосходство на земле и в воздухе, он наращивал силы и продолжал атаки. Мужественно, до последнего дыхания бились с гитлеровцами советские воины. Об этом, в частности, свидетельствует записка, найденная на поле боя уже после войны. Она экспонируется в одном из залов областного музея Великой Отечественной войны.
"Нас осталось только семеро из 80 солдат. Фашисты лезут напролом, готовятся к атаке. Но мы будем биться до последнего патрона. Погибаем под Воронежем в селе Подгорном. Гв. лейтенант Алексей Фомичев".
Так же стойко защищали Подгорное и другие советские войны. Но что они могли сделать, действуя один против десяти и двадцати врагов, чуть ли не с голыми руками? Во второй половине дня противник полностью овладел селом. Но праздновал победу он недолго. К переднему краю подтягивались 4 батальона танков и мотострелков 18-го танкового корпуса. К ним присоединились сводные подразделения частей 121-й стрелковой дивизии и 14-й танковой бригады, только что отступившие из-за Дона.
В 17 часов наши атаковали Подгорное. Бой сразу же принял упорный и ожесточенный характер. Он кипел до утра. Враг был разгромлен.
В ночном бою советские воины действовали смело, инициативно, дерзко. Высокое боевое мастерство и героизм показали экипажи 14-й бригады подполковника С. Т. Стызика. Машина парторга батальона капитана Ф. С. Щербины загорелась, но не остановилась. Объятая пламенем, она стремительно неслась вперед, подминая под себя фашистов, их пушки, минометы. Когда в машину угодил ещё один снаряд и она окончательно вышла из строя, экипаж покинул танк и продолжал драться по-пехотному. Все члены экипажа были удостоены боевых наград, в том числе капитан Щербина — ордена Ленина.
В трёхчасовой схватке на улицах Подгорного сводные подразделения 14-й бригады уничтожили 10 вражеских танков, 4 штурмовых самоходных орудия, 16 полевых орудий, 7 грузовиков, 5 минометов, 14 пулеметов, свыше 200 гитлеровцев. Но и потери бригады были немалыми — 13 танков, 11 убитых и 18 раненых. Среди убитых два комбата — майор Фомичёв и капитан Богатюк.
Танкистам не уступали в героизме стрелки 121-й дивизии генерал-майора П. М. Зыкова. Рота 574-го полка, возглавляемая политруком Розенковым, одной из первых ворвалась в Подгорное. Поддерживая стрелков, минометный взвод старшего сержанта Гриберга подавил огонь минометов, уничтожил до трёх десятков гитлеровцев. Бесстрашно действовали воронежец сержант Д. Ф. Марчуков, орловец красноармеец Н. А Некрасов, свердловчанин красноармеец М. Е. Помазкин. В боевых порядках стрелков, вдохновляя их на ратные подвиги личным примером, находился военком 121-й стрелковой дивизии полковой комиссар И. В. Герасичев. Вражеская пуля задела комиссара, но он продолжал вести бойцов вперед. /ЦАМО СССР, ф. 395, оп. 9153, д. 13, л. 148/.
Успех, достигнутый в ночном бою, был значительный, но закрепить его было нечем. А гитлеровцы уже подтягивали из-за Дона свежие силы. Часов в 10 утра 8 июля противник снова перешел в наступление на всех участках. Наши поредевшие подразделения не могли сдерживать мощного натиска врага и отступили. К вечеру фашисты пересекли Задонское шоссе, проникли на территорию учхоза, Ботанического сада, в городок сельскохозяйственного института. Но и это продвижение фашистов было всего лишь их временной удачей. Усилиями сводных подразделений различных частей 10 июля враг был разбит в СХИ и отброшен к Подгорному.
А 12 июля пошли в наступление свежие дивизии 60-й армии, прибывшей из резерва Ставки. Наступлению предшествовала артподготовка. В 10 часов по всему фронту загремело многоголосое "ура". Вперед пошла пехота 161-й дивизии. Обгоняя её к Подгорному устремились машины 111-й танковой бригады.
На северной окраине Подгорного экипаж Богданова раздавил гусеницами своей "тридцатьчетвёрки" два противотанковых орудия, уничтожил огнём три пулеметные точки и до взвода гитлеровцев. В ходе боя выбыл из строя командир танкодесантной роты. Командование десантниками принял на себя старший сержант Моисеев. Под его руководством красноармейцы выполнили поставленную боевую задачу, очистив от фашистов несколько домов.
Вслед за танками в село прорвались бойцы 1-го батальона 569-го стрелкового полка. Комбат старший лейтенант Дегтярев и военком Ежаков вели красноармейцев на решительный штурм вражеских укреплений. Батальон, отразив несколько контратак, продвинулся к южной окраине села.
Без задержки наступали подразделения Героя Советского Союза майора М. И. Сиповича. Впереди действовал десантом на танках 1-й батальон под командованием старшего лейтенанта П. Г. Шумилина. В нужный момент десантники соскочили на землю и во главе с комиссаром политруком П. И. Олиференко бросились в атаку. В горячей схватке геройски погиб Павел Игнатьевич Олиференко. Его именем теперь названа одна из улиц Подгорного.
Но вот перед нашими атакующими цепями внезапно встала стена огня — ударили из-за Дона немецкие батареи. Несколько танков загорелись. Некоторые экипажи, пытаясь обойти зону огня, свернули в сторону и попали на минное поле. Над нашими боевыми порядками кружились стаи фашистских бомбардировщиков. Наступление замедлилось, но не остановилось. Чтобы помочь 569-му и 575-му полкам, командир 161-й стрелковой дивизии полковник П. И. Кочетков ввёл в бой второй эшелон — 565-й полк. Темп наступления возрос. К 12 часам фашисты были выбиты из Подгорного.
Противник подтянул из-за Дона свежие части. В 15 часов полк пехоты с 20 танками атаковал левый фланг 575-го полка. Отдельные подразделения стали отходить. Командир полка М. И. Сипович вместе с военкомом батальонным комиссаром Ф. Л. Костеневичем поспешили в боевые порядки стрелков, лично повели их вперед. Но противник наращивал силы, нажимал по всему фронту. Наши вынуждены были отступить. Бой снова переместился в центр Подгорного, а потом и к Задонскому шоссе.
Геройски дрались у северной окраины Подгорного воины 18-й мотострелковой бригады. Подразделения, руководимые лейтенантами Иваном Семеновым, Константином Звездинским, Дмитрием Бакрием, политруками Михаилом Тухтоем и Фроимом Рубиновым, несколько раз ходили в контратаки и отбрасывали врага с большими для него потерями.
Участник этого боя Герой Советского Союза И. Д. Павленко вспоминал: "Мы дали у Подгорного такой отпор фашистам, что они не скоро опомнились. Вся поляна у дубовой рощи и криницы была усеяна трупами врагов. Я в то время был старшим сержантом и занимал должность помощника командира взвода автоматчиков. Наши ребята бились с гитлеровцами храбро и умело. У нас в бригаде были люди со всех концов страны. Я, к примеру, родом с Житомирщины, Файса Шамусов — из Татарии, Евгений Верещака — с Киевщины, Мабусун Бакмурзин — из Башкирии. Но все мы были одной семьей, жили одними интересами, воевали за одно святое дело — ленинскую политику нашей партии, свободу, честь и независимость своего народа. В этом была наша сила и непобедимость!" /ВОКМ, д. 18 тк/.
Конкретные подвиги воинов 18-й мотострелковой бригады в боях за Подгорное отражены в архивных документах. Орудийный расчет сержанта А. Н. Рыбакова уничтожил три фашистских танка. Бронебойщики Л. Н. Нестеров и К. А. Гущин подбили по одному танку, а Н. Д. Маренников сбил самолёт. Политрук роты противотанковых ружей Р. К. Устелемов, будучи раненным, заменил убитого наводчика и расстрелял почти в упор бронетранспортёр. При отражении атаки красноармеец И. В. Овчинников уничтожил гранатами отделение фашистов. Санинструктор Клавдия Комарова вынесла с поля боя восемь раненых с оружием /ЦАМО СССР, ф. ВФ, оп. 2847, д. 22, лл. 26-28/.
В течение 13 июля наши части отражали бесконечные атаки противника, а с 8 часов утра 14 июля снова пошли в наступление. К середине дня враг был полностью разгромлен. С 12 часов дня 14 июля Подгорное навсегда было вырвано из рук оккупантов.
В боях за Подгорное большой урон врагу нанесли наши зенитчики. Только батарея старшего лейтенанта С. И. Горбенко из 14-й танковой бригады за несколько дней сбила 10 и подбила 2 немецких самолёта.
Боевым мастерством, мужеством и героизмом подтверждали преданность Родине защитники Воронежа. Многие воины стремились слить свою судьбу с коммунистической партией. За неделю боев только в 17-м танковом корпусе было подано 150 заявлений в партию.
"Я бесконечно предан своей Родине, — говорилось в заявлении сержанта Адамчука. — Все, не щадя и жизни, отдам за полный разгром врага. Если придётся умереть, хочу умереть коммунистом" / ЦАМО СССР, ф. 203, оп. 2847, д. 8, л. 28/.
О массовом героизме воинов в боях за Подгорное свидетельствуют многочисленные факты. Командир батальона Петр Гаврилович Шумилин все время находился в гуще боя, увлекая подчиненных на подвиги личным примером. Вражеская пуля оборвала жизнь отважного командира. Санинструктор комсомолка Генералова вынесла под огнем с поля боя 38 раненых. Замполитрука Туранский оказал помощь экипажу подбитого танка, а потом встал к орудию и открыл огонь по фашистам. Комсомолец старший сержант Ротов по своей инициативе заменил выбывшего из строя командира роты. Коммунист Соловьёв вскочил в немецкий блиндаж и очередью из автомата скосил шестерых гитлеровцев. Когда подразделение залегло под пулеметным огнем врага, сержант Сериков незаметно подобрался к опасной огневой точке, забросал её гранатами.
Освобождение Подгорного от оккупантов стоило нашим войскам большой крови. За три дня боев только 161-я дивизия потеряла 574 человека убитыми, 1262 раненными и 144 пропавшими без вести. Значительные потери в районе Подгорного понесли и другие части.
Фашисты неоднократно пытались снова захватить Подгорное, но безуспешно. Части 60-й армии прочно закрепились на отвоеванном рубеже и удерживали его до января 1943 года, когда началась Воронежско — Касторненская наступательная операция.
Упорные бои за Подгорное и длительное пребывание близ линии фронта принесли ему неисчислимые бедствия. Почти все строения были сожжены или разрушены. Из 714 домов частично уцелело лишь несколько десятков.
Давно поднялось из руин и заново отстроилось Подгорное. О тяжком времени военного лихолетья жителям напоминают памятники. Их в Подгорном три.
Первый поставлен на братской могиле № 291. В ней захоронено более двух тысяч советских воинов 107, 121, 159, 161, 232 и 303-й стрелковых дивизий, 17, 18 и 25-го танковых корпусов, других частей 60-й армии.
Второй памятник, увенчанный танковой башней, поставлен в честь воинов, отличившихся при освобождении Подгорного 14 июля 1942 года.
Третий памятник возвышался у здания поселкового совета. На его плитах значатся 288 фамилий воинов — подгоренцев, погибших в боях за Родину на различных фронтах Великой Отечественной войны.
Все три памятника подлежат реконструкции в соответствии с проектом Линии Ратной Славы.

Борис Крейдерман. "Оборона Воронежа". Отрывок.

Бой за село Подгорное
Утром в небе показались две темные полоски. Они неслышно приближались, и скоро мы увидели, что это немецкие самолеты-разведчики, так называемые «рамы». Они с мягким гулом пролетели стороной, но вскоре опять появились. Пилоты нагло снижались над нами. Сделав два круга, улетели. Появление воздушной разведки противника насторожило командование дивизии. Опасались, что будет раскрыто прибытие свежих сил, надежно замаскированных в оврагах и ожидавших назначенного часа, чтоб пойти в наступление. Надо было во что бы то ни стало овладеть высотами, изгнав оттуда немцев, и создать прочный оборонительный рубеж.
Начинало светать, когда нас переместили в центральную линию траншей, откуда вчера шли в атаку группы красноармейцев. Настало наше время! Мы приготовились. Откинув скатки, противогазы, вещевые мешки, напряженно ждали. Я смотрел на ровное, как стол, пространство, изуродованное множеством воронок. Вдали, на взгорье, темнели деревья, виднелась церковь.
— Сейчас артиллерия наша ударит, и мы пойдем, — сказал Петя Латкин.
— Хорошо бы, — произнес Федоров.
Латкин придвинулся ко мне.
— Давай держаться вместе, Боря, — сказал он. — Если меня ранят, помоги мне, а я, в случае чего, помогу тебе.
Я пожал его локоть в знак согласия и посмотрел на него: тщедушный парень, прославившийся своей щедростью.
— И за что только девки тебя любят, Петя? — шутливо спрашиваю. — Нос у тебя маленький, лицо бледное, ростом — не удался.
— За то и любят, — не смутился он. — За малый нос, за малый рост, за то, что прост и разговорчив.
Было светло, но солнце еще не появилось. Майор Орлов пришел в накинутой на плечи длинной шинели. Голосом сиплым, но громким произнес:
— Товарищи бойцы, красноармейцы! Мы с вами находимся в десяти километрах от Воронежа. Перед нами — село Подгорное. Видите? Сады и церковь белая? Там — немцы. Их надо выбить оттуда! Уничтожить! Вы должны занять левую окраину села. Такова задача.
Сказав это, майор повернулся и ушел прочь. Несколько мгновений витала тишина. Сержант скомандовал:
— Ну, все — пошли! Айда!
Мы, пригнувшись, двинулись цепью. Мы знали, немцы видят нас и подпускают ближе. Чему быть, того — не миновать. Они поджидали нас, как поджидали тех, вчера... Мы ускорили шаг, вихрем понеслись вперед, низко пригибаясь, и вдруг раздался нервный, бешеный крик Малькова:
— Да что вы гнетесь, трусы паршивые!
Зачем, зачем оскорбил ты нас, родной командир? Как молния, пронзило чувство обиды. Все равно гибель ждет нас всех, умрем же, как герои! И в полный рост рванули на врага: «Ура-а!»
Обученные, крепкие, сильные бойцы — краса и гордость стрелкового полка. И тут же с высоты села Подгорного застрочили тысячи свинцовых пуль.
Мы еще не успели пальнуть из винтовок, не видели, в кого стрелять. Стреляли в нас. Мы упали — все, кто убит, кто ранен, кто живой. Огненный шквал прижал нас к земле.
Когда, наконец, кончилось человекоубийство и некоторые из нас зашевелились, услышал я пронзительный голос:
— Сержант убит!
Быстро ползу меж телами, тормошу, называю каждого по имени. Латкин неподвижно лежал, обагренный кровью. Погиб, погиб мой товарищ.
Я двинулся по-пластунски влево. Большая воронка была передо мной, наверно от пятисоткилограммовой авиабомбы. Обогнув ее, прополз дальше и увидел грунтовую дорогу, о которой мы прежде не знали. На ней, во всю проезжую ширину, тоже была воронка с гребнем выброшенной взрывом земли. Эта дорога выныривала из низины, по обеим сторонам ее тянулись неглубокие кюветы. В отдалении танк подбитый стоял. Какая удача, что я увидел все это. Видно, здесь упорный бой произошел, в котором наши потерпели неудачу, а немцы одолели и засели на высотах.
Я поспешил к своим и, подползая, услышал, как Чижевский голосил:
— Всех перебьют, надо возвращаться!
— Вертаться нельзя! — кричал Рыбаконь. — Нас свои перебьют как предателей!
Мы этого Рыбаконя, промеж себя «Рыбкой» всегда называли. Он был знатоком различной техники, до войны в МТС работал трактористом. В полковой школе всех превосходил ростом.
— Что же нас погнали без огневой поддержки? — не унимался Чижевский.
Я уже был возле них. Вижу, разброд начинается, — пропадем.
— Где ты лазил там, Борис? — спросил Федоров. — Мировой вопрос решаем, а тебя нет, запевала ты наш...
— Я разведал местность, — отвечаю. — Нечего рассусоливать, надо выполнить приказ майора.
— Выполнить? Но как? — спросил Рыбаконь.
— Я знаю как!
— Если знаешь, бери на себя, командуй! — крикнул Чижевский.
— А как думают остальные? — спросил я.
— Одобряю, — сказал Федоров.
— Давай — чего там! — крикнул Рыбаконь и переполз ближе ко мне.

Атака
— Вот что, — пояснил я, — левее, оказывается, есть дорога — прямехонько на Подгорное. По обеим сторонам — кюветы. По ним можно скрытно продвинуться к селу. Давайте не терять времени. По одному, рассредоточенно, по-пластунски — переползем к дороге. Чижевский, посчитайте, сколько нас осталось. Федоров и Рыбаконь, остаетесь перевязать раненых, перетащить в воронку. У кого санитарная сумка?
— Здесь она.
— Действуйте!
Немцы продолжали обстрел короткими автоматными очередями. Бойцы передвигались поочередно, скрытно. Их защитного цвета гимнастерки сливались с бурой поверхностью изрытого поля. Неторопливо, аккуратно каждый пробирался к дороге. Перемещение длилось дольше часа. Я прополз к воронке, куда поместили раненых. Всем оказали помощь. Оставили флягу с водой.
— Крепитесь, ребята. После боя вернемся за вами. Помогайте друг другу.
Мы втроем с Рыбаконем и Федоровым подобрались к убитым. Двадцать семь человек их оказалось. Сержант лежал, подогнув ногу и руку протянув перед собой, будто ползти собрался. Не могли мы их похоронить в такой обстановке. Затаили горькую обиду за нелепую гибель товарищей.
Чижевский доложил, — шестьдесят бойцов осталось в строю. Немцы продолжали наугад стрелять в прежнем направлении, а мы расположились в трехстах метрах всего от их переднего края, но не видели, где они окопались. Фрицы умело прятались, — можно позавидовать. Оценив обстановку, я решил доложить о ней начальнику полковой школы. Федоров, как положено, держался вблизи меня. Я сказал, сожалея в душе, что ему предстоит пробираться по опасным местам:
— Володя, надо майору доложить обо всем, что случилось, обрисовать нашу позицию и передать, чтоб раненых забрали или хотя бы санитара прислали. Пойдешь?
— Раз надо, так надо, — ответил Федоров.
— Ползи осторожно. Издали тебя и свои за врага могут принять.
— Постараюсь. Мне не впервой, — Федоров глянул на ребят, на меня, на Чижевского и пополз, удаляясь от нас.
— Где же они, эти фрицы, притаились? — начал я вслух рассуждать.— Должно же там быть какое-то движение? Чижевский!
— Я!
— Передайте по цепочке: всем вести наблюдение за противником, засекать малейшее движение. Искать! Искать, где они прячутся.
И вот смотрим во все глаза. Вскоре было установлено: в окопах они, едва высовывают головы и на деревьях, одетые в зеленую листву. Жаль, нет у нас бинокля, нет снайпера, но у нас — шестьдесят стволов. Какая сила!
— Внимание, Чижевский! Передайте по цепочке — всем приготовиться, вести прицельный огонь по команде. Всем вместе, одновременно, залпом!
Проходят минуты, слышу, как лязгают затворы винтовок.
— О-огонь!
Жахнули шесть залпов подряд. Вздрогнул воздух, закачались деревья, запрыгали фрицы вниз.
— Еще, всем вместе, прицельно — огонь!
Попали немцы под наши пули. Наконец мы до них добрались. С великой радостью подаю команду:
— Внимание! Продолжаем — шестьдесят стволов — огонь! Огонь! Только одновременно! Всем вместе, прицельно, залпом по врагу — огонь!
Когда противник очухался, в нашу сторону полетели мины. Они пролетают мимо, но вскоре начнут попадать.
— Чижевский, быстро передайте по цепочке: всем немедленно проползти вперед по кюветам на сто метров в сторону противника. И не стрелять. Лежать тихо. Грачев, ко мне!
Подползает Грачев.
— Видишь, танк по ту сторону дороги? Обследуй его: нельзя ли использовать? Скорей!
— Есть! — ответил боец и мгновенно уполз.
Через пять минут на прежних позициях никого не осталось. Все переместились и притихли. Мины с воем взрывались в тех местах, где еще недавно лежали мы.
С тревогой и надеждой ждал я Грачева, но его все нет и нет. Рядом со мной лежал Чижевский.
— Давай я проберусь и узнаю, в чем дело. Помогу Грачеву.
— Подождем еще немного.
— А что ты решил, если фрицы нас обнаружат?
— Пойдем в атаку. Помнишь кино «Мы из Кронштадта»?
— Кино я не видел. К нам передвижка приезжала два раза в год. А что?
— Там есть эпизод, как шли в атаку матросы...
Чижевский, подумав, сказал:
— Кино — это одно, а в жизни совсем по-другому бывает.
Появился Грачев и сразу выпалил:
— Порядок! Я ручной пулемет приволок крупного калибра и целый диск.
— Где же он?
— В воронке на дороге. Сюда тащить побоялся.
— Пойдем посмотрим. Давай, Чижевский, с нами.
Подползаем, смотрим — внизу в воронке пулемет стоит, снятый Грачевым с танка, тяжелый вороненый красавец. Высоко над воронкой, в которую мы скатились, возвышался целый вал земли. Мы залезли наверх, осторожно высунулись и стали наблюдать. Солнце было уже высоко и припекало. Видим, на правом фланге идет в атаку наша пехота — царица полей. Взрываются снаряды. Люди падают. Комья земли, град осколков взлетают над ними.
Вдруг из леса выкатились два автомобиля. По очертаниям — «Катюши». Мы, как дети, вскрикнули от восторга. Мгновенно над ними блеснули молнии. Прокатились прерывистые раскаты залпа реактивных установок. Село Подгорное покрылось пламенем. Не успели мы глазом моргнуть— «Катюши» ушли.
Поспешно установили свой пулемет, чуть ли не на самом гребне наваленного грунта.
— Ну, Грачев, Чижевский, за вами теперь слово. Подходящий момент атаковать противника. Минут через десять строчите по окопам немцев, они отсюда хорошо видны. И по деревьям ударьте! А мы пойдем в атаку. Только смотрите своих не побейте и постарайтесь нас догнать.
Полетел я на четвереньках туда, где наши длинной цепочкой лежали. Передал из уст в уста команду: «Приготовиться к атаке!» Над нами уже летел убийственный пулеметный град. Удачно били пули крупного калибра. Видим, какая паника у немцев поднялась. В полный голос кричу:
— Внимание! Примкнуть штыки!
И через минуту:
— В атаку, на врага — впере-о-од!
О, как долго мы ждали этот миг! Мы поднялись рывком, неслись, пригнувшись, стреляя и крича. Ворвались в Подгорное. Всюду — трупы врагов. Бегут впереди уцелевшие немцы. Мы видим их спины с плоскими ранцами. Вот и Грачев и Чижевский догнали нас.
Мы шли стеной, поливая противника жгучим свинцом. Внезапно я почувствовал удар в плечо, и что-то липкое, теплое полилось на грудь.
— Я ранен, кажется...
Чижевский подхватил меня, отвел в сторону.
— Оставь! — попросил я. — Иди к ребятам.
— Нет, — сказал он коротко, поспешно достал из кармана пакет, с треском разодрал обертку и туго перевязал мне плечо.
Поблизости горел чей-то дом. Взвивалось жаркое пламя, взлетали искры, и никто пожар не тушил.
— Знаешь что, Чижевский, — сказал я, — бой затихает. Я тут полежу у стены, а ты пойди, организуй людей — раненых наших спасти, если майор ничем не помог. И погибших предайте земле. Иди.
— Ладно, уговорил. Жди меня здесь.
— Давай.
Он пошел, оглядываясь, а я прислонился к белой стене избы и чувствовал, голова затуманилась, сильно спать захотелось.